О лекарствах и не только...

Недавно в интернете прошла интересная информация (вот к примеру). А именно: некая американская фирма (а именно, Turing Pharmaceuticals) выкупила право на производство лекарства под названием «дараприм». А после этого подняла его цену. С 13$ до 750$. На более чем 5000%. Лекарство это используется для лечения токсиплазмоза и малярии, но так же входит в состав препаратов, применяемых для борьбы со СПИДом в США. Поэтому данный факт стало причиной очень резкой реакции общества. К ней подключились даже такие «политические тяжеловесы», как Хиллари Клинтон – и в итоге фирма пообещала «снизить цену». (Впрочем, пока еще не известно, будет ли это выполнено, или останется пустыми обещаниями.)

Что же самое интересное в данном событии – так это то, что руководитель Turing Pharmaceuticals обосновывал повышение цен на «дараприм» тем, что фирме требуются средства «на его усовершенствование». Подобное обоснование кажется довольно здравым. Более того, оно является «стандартным» ответом фармацевтической отрасли на любые обвинения в повышении цен: ведь считается, что именно высокие прибыли позволяют вести самые передовые разработки. Однако есть одно «но»! А именно – пресловутый «дараприм», он же пириметамин, был разработан более полувека назад (в 1953 году). Получается, что лекарство более полувека усовершенствовали-усовершенствовали, да и не усовершенствовали. Кстати, изначально цена этого лекарства составляла всего 1$ - это с учетом того, что требовалось «отбить» средства на его реальную разработку. И ведь «отбили». А вот через несколько десятилетий неожиданно выяснилось, что данную сумму стоит повысить до астрономической величины…

Получается не слишком красиво – да еще с учетом того, что затронута оказалась столь политизированная тема, как лечение больных СПИДом (последнее, кстати, так же важно, но об этом будет сказано ниже). Впрочем, подобные действия не являются чем-то уникальным: например, руководитель компании Мартин Шкрели ранее работал в фирме Retrophin – которая в 2011 году подняла цену на препарат для профилактики образования камней в почках «Thiola» на порядок. Поскольку это повышение цен не затрагивало проблем больных СПИДом, то оно прошло, практически незамеченным. Получается, что в данном случае можно говорить о совершенно нормальной практике, получившей огласку исключительно из-за политических причин. Об этом же свидетельствует и реакция Мартин Шкрели на развернутую вокруг данного факта кампанию. Он, похоже, просто не понимает: а что же тут было сделано не так? Вместо того, чтобы хоть как-то успокоить общественность, Шкрели заявляет от том, что повышение цен на «дараприм» - нормальное действие: "Я не прячусь от того факта, что мы - публичная компания и мы стараемся зарабатывать деньги. И тут нет никаких сомнений."

И тут же объясняет, что заработанные деньги пойдут на инвестиции в дальнейшую разработку лекарств. Однако именно в последнем возникают законные сомнения: ведь существуют гораздо более доходные способы инвестирования. Например, пресловутые права на «дараприм» были выкуплены всего за 55 млн. долларов. Сумма небольшая с учетом той возможной прибыли, что может принести. Поэтому никаких гарантий в том, что на полученные Turing Pharmaceuticals прибыли не будут выкуплены иные популярные бренды, нет. Более того, именно подобное действие будет означать высокую степень профессионализма пресловутого Мартина Шкрели – поскольку для него, как бизнесмена, существует только одна цель – прибыль. И чем больше она – тем более квалифицированным можно считать ее автора, тем более приемлемым для акционеров будет его кандидатура.

Разумеется, можно попенять Шкрели на неэтичность его действий, на желание нажиться на смертельно больных – однако почему его, как президента компании, т.е., человека, имеющего своими прямыми обязанностями увеличивать прибыль акционеров, это должно беспокоить. Единственное, что серьезно подрывает репутацию этого албанца – так то, что он не смог учесть довольно легко прогнозируемый переход указанного конфликта в политическую фазу: подумать, что при том высоком внимании, что оказывается проблемам ВИЧ-инфицируемых - сравнимом с вниманием к сексуальным меньшинствам – повышение цен на лекарства для них станет удобным поводом для критики, он по каким-то причинам не смог. Сама же тактика повышения цен на «старые лекарства» выступает, как уже сказано выше, нормой для современного бизнеса. Помимо указанной Turing Pharmaceuticals и Retrophin можно привести, например, канадскую компанию Valeant, которая, приобретя права на производство препарата Isuprel, в 2014 повысила цену на него в шесть раз (до $1347), а на препарат Nitropress втрое (до $806). Оба препарата служат для лечения сердечно-сосудистых заболеваний. Более того, даже такое известное и популярное лекарство, как антибиотик доксициклин (из группы терациклинов), подорожал с $20 в 2013 году до $1849 в апреле 2014 года (в США).


Почему же происходит данный процесс. Почему вместо того, чтобы разрабатывать новые лекарства, фармацевтические компании неожиданно повышают цены на старые? Подобные действия кажутся противоречащими всем законам логики. Действительно, если лекарство по 13$ одна фирма продает за 750$, то любая другая может продавать за более-менее приемлемую цену (например, 15$). Тем более, что, вроде бы, патентная защита на лекарства за 62 года должна была давно кончиться (в США срок ее действия составляет 15 лет). Разумеется, подобные попытки делались. Более того, даже в то время, когда препарат продавался по 13$, существовали т.н. «дженерики» - т.е. его аналоги, выпускаемые иными компаниями, с намного меньшей ценой. Например, индийский аналог этого препарата можно купить за … 0,1$ (около 7 рупий). Однако это не мешало продажам оригинального препарата, равным образом, как не помещало бы сейчас (если бы не возмущение политиков).

Причина этого, думаю, понятна. Дело в том, что в настоящее время мало научиться выпускать лекарство. Главное – еще раз отмечу это – уметь его продавать. А вот с этим могут быть реальные проблемы: для получения возможности реализации лекарств на рынках развитых стран требуется получения огромного количества разрешений и лицензий, которые могут увеличить стоимость продукции на порядки (а могут и вообще не допустить). Однако и это еще не самая серьезная проблема. На самом деле, существует еще один аспект – а именно, больной, как правило, не сам выбирает нужный ему препарат, а действует по указанию врача. Ну, а врач, соответственно, стоя перед выбором: выписать дорогой «оригинал», или дешевый дженерик, как правило, отдает предпочтение первому.

И не только потому, что богатые фармацевтические компании развитых стран имеют, как правило, большой штат особых «консультантов», «работающих» с врачами (А что не «работать» при космической норме прибыли?). А скорее от того, что «оригинал» является для него хорошо знакомым. Кроме того, в случае возникновения побочных эффектов всегда можно будет «отослать» к фирме-производителю (опять же, из-за фантастической прибыли проблем с урегулированием проблем тут, как правило, не возникает). А если таковые эффекты будут с «дженериком», то отдуваться придется врачу.
Кроме того, существует еще и проблема покрытия стоимости лекарств страховыми компаниями или какими-то медицинскими фондами (если речь идет о государственном финансировании). В этом плане работник этих «бюрократических контор» имеет еще меньше стимулов к допуску «неоригиналов», нежели медики, как таковые. Вот и получается, что никакой «невидимой руки» в данной отрасли нет и быть не может – и никакой конкурент, имеющий возможность производить продукцию на порядки дешевле, оказывается не страшен. И вопрос тут даже не в законодательных особенностях, направленных на защиту «своих» производителей – в конце-концов, подобные меры по отношению ко многим другим отраслям прекрасно работают. Вопрос тут в другом. А именно – в особенностях такой сложной и структурированной отрасли, которой является медицина.

Ведь очевидно, что никакого «свободного выбора» у покупателя тут нет и быть не может. Просто потому, что никакой обычный человек не способен произвести «независимый выбор» медицинских препаратов, с анализом их действия для себя и сравнением цены. Более того, подобное действие практически неспособен выполнить и обычный врач. Поэтому и существуют сложные системы сертификации и лицензирования, которые должны хоть как-то упростить данный выбор: к примеру, отмести заведомо «нерабочие» лекарства и шарлатанские средства. Однако даже если отмести все проблемы с получением непредвзятых действий этих «фильтров» (хотя на самом деле, даже при полном упрощении отбрасывать предвзятость их нельзя), то все равно, мы получим огромный и сложно структурируемый массив информации, который остается перед врачом. И что еще важнее – перед служащими страховой компании, который вообще «ни сном, ни духом» не разбираются в проблемах фармакологии, и вынуждены полагаться на мнения всякого рода экспертов.

Исходя из этого становится понятным, почему при огромной массе дешевых «дженериков» врачи, как правило, выписывают «старые бренды» по завышенным ценам, а страховые компании – «покрывают» расходы именно на них. И отсюда – становится понятным, почему цены на медицинские препараты растут в астрономических пределах: поскольку сейчас практически никто не может даже представить, сколько же представляет собой «реальная цена» препарата. В случае с «дарпримом» мы просто имеем дело с низким профессионализмом Мартина Шкрели, который слишком резко задрал цену (в надежде на то, что «прокатит», как прокатывало раньше). Если бы повышение цен шло постепенно (как поднялось оно более чем в десять раз за последнее десятилетие), то вряд ли кто обратил внимание на эту историю.


В общем, можно констатировать то, что фармакологический рынок давно уже вышел за пределы описания стандартной «рыночной модели» и не может работать по ней (даже со всеми «подпорками» и «костылями», вроде пресловутого лицензирования и даже госрегулирования). Результатом данной особенности стало то, что все прибыли, получаемые работающем на этом рынке компаниями, больше не приносят почти никакого общественно значимого эффекта. Т.е., заводы работают, лекарства продаются, миллиарды прибылей получаются – а пользы от этого как бы не меньше, нежели было десятилетия назад. В качестве самого явного индикатора последнего можно привести ситуацию с борьбой с тем же СПИДом. Несмотря на фантастические средства, закачиваемые в эту борьбу, «воз и ныне там». То же самое, может быть с некоторыми оговорками, можно сказать и про онкологию, и даже про пресловутую «лихорадку Эбола».

В общем-то, можно сказать, что тут, мы имеем дело с ловушкой, работающей так же, как и все иные технологические ловушки, когда огромные средства, «закачиваемые» в отрасль не могут привести к ее получению каких-либо положительных результатов (а лишь усугубляют кризис). Одним из «индикаторов» подобного процесса – причем, индикатором, хорошо выраженным – может выступать все возрастающее противоречие между декларируемыми и реальными результатами отрасли. На «медийном фронте» мы имеем прорыв за прорывом, после которых создается впечатление о том, что медики вот-вот выйдут на создание «панацеи». А то и на методы обеспечения вечной жизни. Повсюду происходит необыкновенный прогресс и невиданные еще недавно открытия, развиваются новые методы лечения и т.д. А в реальности заболев, человек оказывается перед тем, что все это проходит как то мимо него, что в самом лучшем случае он получает такую же помощь, что и несколько десятилетий назад.

Правда, потенциал прошлого оказывается так велик, что до сих пор продолжаются тенденции, заложенные еще в середине прошлого века, с ростом продолжительности жизни и уменьшением заболеваемости. Однако данный процесс уже «выбрал» все свои возможности, и близок к завершению – помимо проблем с онкологией, например, все чаще приходят сообщения о «возвращении» хорошо забытых инфекционных заболеваний. Причем, дело тут не только в «мутации возбудителей», как обычно объясняют данный процесс. Последняя «феерия» с лихорадкой Эбола показала, что люди просто разучились работать с серьезными инфекциями, привыкнув к возможностям «волшебных» лекарств (К примеру, устанавливать «нормальный» карантин современное медицинское сообщество просто не может). В итоге человечество может оказаться (а вернее, уже оказалось) в ситуации, когда при постоянном росте вложений здоровье оказывается хуже, чем десятилетия назад.

В общем, можно констатировать, что система, ориентированная на прибыль, в самом лучшем случае, оказывается неспособна к развитию. А в худшем – не способна даже к поддержанию существующего состояния. «Весь пар» вложений уходит «в свисток» - в смысле, в неимоверно разрастающуюся (как злокачественная опухоль, вот такой грустный каламбур) систему пиара и продаж. Стоимость рекламных компаний, и вообще, дистрибуции, давно уже превысила и стоимость производства, и стоимость разработки новых лекарств. Но никаких подвижек к сокращению этой разновидности затрат мы, конечно, не видим (и не увидим никогда) – поскольку именно реклама и дистрибуция является самым лучшим способом решения самой главной задачи отрасли – получения прибыли. А значит – деятели, подобные Мартину Шкрели, «чистые инвесторы», не делающие различия между игрой на бирже и производством лекарств, всегда будут иметь преимущества перед теми, кто руководствуется «отсталыми взглядами», вроде того, что лекарства нужны, чтобы лечить людей.


А значит – вместо ожидаемого и так рекламируемого прорыва (возможно, даже к бессмертию – как постоянно убеждают сторонники «современного прогресса») мы и дальше будем иметь повышение цен на старые лекарства (вплоть до аспирина и анальгина – раз на доксициклин повысили, так почему не могут повысить и на все остальное) и прочие медицинские расходы, еще более высокие зарплаты заправил этого бизнеса и их консультантов, еще более крутые интерьеры соответствующих учреждений и т.п.