Гарри Гордон Франкфурт, профессор философии в Йеле, в 2005-м выпустил в респектабельном издательстве Принстонского университета исследование «О брехне» (или, если угодно, «О х**не») ― вещь, по сути, глубоко скандальную.
О брехне. Логико-философское исследование
Одной из наиболее заметных черт нашей культуры является изобилие брехни[1]. Мы все это знаем, мы все в этом участвуем, но склонны принимать это как данность. Большинство людей не сомневаются в способности распознать брехню, не дав себя одурачить. В общем, этот феномен почти не вызывал осознанного интереса и не подвергся систематическому изучению.
[углубиться в суть вопроса]В итоге у нас нет ясного понимания того, что такое брехня, почему ее столько и каковы ее функции. Мы не выработали продуманной оценки всего того, что она для нас значит. Иными словами, у нас нет теории. В данной работе я подвергаю понятие брехни предварительному, пробному философскому анализу, с помощью которого предполагаю заложить основы для его теоретического осмысления. Я не буду обсуждать риторические варианты употребления брехни и злоупотребления ею. Моя цель ― дать приблизительное описание того, что такое брехня и в чем ее отличие от не-брехни, или, другими словами, обрисовать ― более или менее примерно ― структуру ее концепта.
Любая формулировка необходимых и достаточных условий для отождествления чего-либо с брехней обречена на некоторую произвольность. Во-первых, это связано с порой весьма размытым значением самого слова: его часто употребляют как ругательство, лишенное конкретной смысловой нагрузки. Во-вторых, соответствующее явление так обширно и аморфно, что сколь бы трезвым и проницательным ни был анализ, он неизбежно сужает границы предмета рассмотрения. Но кое-что на эту тему все-таки сказать можно (хотя это вряд ли станет решающим словом) ― ведь даже самые элементарные вопросы о брехне не только не получили ответа, но и до сих пор не поставлены.
Насколько мне известно, в этой области сделано крайне мало. Я не исследовал литературу, частично потому, что не знаю, где ее искать. Куда прежде всего надо заглянуть ― это «Оксфордский словарь английского языка». В одном из его дополнительных томов есть статья bullshit, а также статьи о различных употреблениях (важных для нас) слова bull и некоторых других слов. Об этом речь пойдет ниже. Я не обращался к словарям других языков, так как не знаю ни одного иноязычного аналога слова bullshit (bull)./// Подсказываю: хуйня - русск. steen/// Другой полезный источник ― титульное эссе в книге Макса Блэка «Господство надувательства»[2]. Не могу с уверенностью сказать, насколько близки по значению слова bullshit (брехня) и humbug (надувательство, обман, вздор). Эти слова, конечно, не всегда и не вполне взаимозаменимы ― ясно, что используются они по-разному. Однако отличия в их употреблении представляются связанными скорее с изяществом слога и иными стилистическими соображениями, чем с точными значениями этих слов, которые меня более всего интересуют. Сравните, например, реплики «Брехня!» («Bullshit!») и «Вздор!» («Humbug!»): последнее куда благопристойнее и не так «сильно». Но для наших целей этими отличиями можно пренебречь, и ниже они не будут приниматься во внимание.
Блэк предлагает ряд синонимов для слова humbug, в том числе: balderdash (галиматья, ахинея и т. п.), claptrap (трескотня, показуха), hokum (дешевая риторика), drivel (белиберда, околесица и т. п.), buncombe (пустословие), imposture (подлог, самозванство) и quackery (шарлатанство). Этот список диковинных синонимов мало что проясняет. Поэтому Блэк также пытается и более прямо подойти к выявлению природы «надувательства», предлагая следующее формальное определение:
НАДУВАТЕЛЬСТВО (humbug) ― граничащее с ложью искажение собственных мыслей, чувств или взглядов для введения в заблуждение, в особенности сопровождаемое претенциозностью на словах или на деле[3].
Весьма схожее определение, видимо, приемлемо и для характеристики главных свойств брехни. Прежде чем приступить к отдельному рассмотрению этих свойств, разберем составные части определения Блэка.
Искажение с целью введения в заблуждение. Это похоже на плеоназм. Блэк несомненно имеет в виду, что «надувательство» неизбежно призвано обмануть, что это искажение ― не плод небрежности или оплошности; иными словами, оно умышленно. Таким образом, если намерение обмануть является неизменным атрибутом надувательства как класса утверждений, то свойство некоторого утверждения, состоящее в принадлежности к этому классу, определяется, по крайней мере отчасти, умыслом его автора. Соответственно это свойство не может совпадать ни с какими другими ― внутренними или внешними ― свойствами самого утверждения, с помощью которого «надувают». В этом смысле свойство «это ― надувательство» схоже со свойством «это ―ложь» и неотождествимо ни с ложностью, ни с иными свойствами утверждения лжеца; оно лишь предполагает, что лжец делает это утверждение с определенным умыслом, а именно с намерением обмануть. ///Это, блин, важно! Это надо хорошо понять! И как следует запомнить! Мошенник, лжец, демагог и манипулятор МОГУТ говорить правду! Но, даже когда они говорят правду - они преследуют цель вас надуть! - steen///
Другой вопрос ― есть ли у надувательства или лжи такие неотъемлемые свойства, которые независимы от намерений или убеждений надувателя или лжеца, или же, наоборот, надувательство или ложь могут содержаться в любом высказывании при определенном умысле говорящего? Согласно одним толкованиям, ложь возникает лишь как результат ложного утверждения. Согласно другим, человек может лгать, даже если его утверждение истинно, но сам он считает его ложным и тем самым пытается ввести других в заблуждение. А как обстоит дело с надувательством или брехней? Можно ли вообще любое высказывание счесть надувательством или брехней только потому, что его автор некомпетентен и, не кривя душой, так сказать, «честно» не владеет материалом? Или же такое высказывание должно к тому же обладать и какими-то особыми свойствами?
Граничащее с ложью. Это может, в частности, значить, что у «надувательства» имеются какие-то из отличительных черт лжи, но не весь их набор. Однако Блэк вряд ли имел в виду только это. Ведь всякий без исключения случай применения языка разделяет с ложью какие-то (но не все!) свойства ― хотя бы, например, сам факт применения языка. Но, конечно, неверно было бы любое применение языка считать «граничащим с ложью»: слова Блэка подразумевают некую шкалу, на которой ложь расположена определенно после надувательства. Что же это за шкала, на которой надувательство всегда предшествует лжи? И ложь, и надувательство суть способы искажения. При этом на первый взгляд неочевидно, как именно степень искажения определяет различие этих двух понятий.
В особенности сопровождаемое претенциозностью на словах или на деле. Здесь следует сделать два замечания. Во-первых, надувательство для Блэка ― не только речевая, но и поведенческая категория. «Надувают», морочат голову как словом, так и делом. Во-вторых, уточнение «в особенности» указывает, что Блэк не считает претенциозность непременным свойством надувательства. Понятно, что надувательство часто сопряжено с претенциозностью, а вот «претенциозная брехня» ― это уже похоже на штамп[4]. Но все же я склонен полагать, что претенциозность, содержащаяся в брехне, отражает скорее ее внутреннее побуждение и не является неотъемлемым элементом ее сущности. Наличие претенциозности в поведении человека, по-моему, не входит в число необходимых условий для признания его высказывания брехней. Понятно, что часто это высказывание порождено именно претенциозностью, однако не следует считать, что претенциозность всегда и без исключения является внутренним побуждением брехни.
Искажение собственных мыслей, чувств или взглядов. Данное положение («надуватель», по сути, искажает самого себя) заставляет нас задаться рядом важнейших вопросов. Начнем с того, что человек, умышленно передающий что бы то ни было в искаженном виде, не может не искажать образ самого себя. Можно, конечно, ничего другого не искажать ― например, изображая чувства или желания, которых в действительности не испытываешь. Но представим себе, что некто искажает что-то еще, будь то посредством лжи или как-либо иначе. Тогда имеют место, по крайней мере, два искажения: искажается то, о чем он говорит (т. е. тема или предмет его речи), что в свою очередь неизбежно ведет к искаженной передаче его мыслей. Так, если некто лжет о том, сколько у него в кармане денег, то он, с одной стороны, сообщает, сколько у него денег, а с другой стороны, утверждает, что он верит этому своему сообщению. Если ложь удается, то ее жертва обманута дважды: и по поводу количества денег в кармане лгущего, и по поводу того, что у лгущего на уме.
Блэк вряд ли хочет сказать, что предметом надувательства всегда является то, что на уме у того, кто «надувает». Ведь надуть, «провести за нос» можно, наверное, и насчет чего-то другого. Вероятнее всего, Блэк считает, что надувательство призвано в первую очередь не ввести слушателей в заблуждение касательно того, как «на самом деле» обстоят дела в обсуждаемой сфере, а создать у них неверное впечатление о том, что происходит в голове у говорящего. В этом и состоят смысл и главная цель надувательства.
На основании такого понимания мысли Блэка можно попытаться истолковать его характеристику надувательства как «граничащего с ложью». Если я вам лгу о количестве денег у себя кармане, я не делаю явного утверждения о том, что я думаю. Поэтому следующее высказывание звучит в высокой степени правдоподобно: с одной стороны, я лгу, рисуя ложную картину того, что у меня в кармане; с другой стороны, я неверно передаю то, что у меня на уме, но, строго говоря, это уже вовсе не ложь. Ведь я не делаю никаких прямых утверждений о том, что у меня на уме. А то, что я говорю (например: «у меня в кармане двадцать долларов»), не подразумевает никаких утверждений, приоткрывающих вам мои мысли. Однако своим утверждением я, безусловно, даю вам материал для выводов касательно моих мыслей. В частности, у вас возникают разумные основания предположить, что я считаю, что у меня в кармане двадцать долларов. Но ваше предположение неверно (по начальному посылу), следовательно, я в итоге обманываю вас относительно того, что у меня на уме, хотя, казалось бы, лгу я не об этом. Исходя из этого, вполне уместно и естественно сказать, что неверная передача мною моих мыслей «граничит с ложью».
В голову сразу приходят самые обыденные ситуации, которые, кажется, вполне подтверждают анализ Блэка. Представьте себе оратора, выступающего с трибуны с ура-патриотической речыо по случаю Дня независимости. Он громогласно вещает о «США, нашей великой и благословенной стране, чьи отцы-основатели, ведомые божественным провидением, дали человечеству новое начало». Разумеется, это надувательство. Согласно Блэку, оратор не лжет. Во лжи его можно было бы упрекать только в случае, если бы он хотел убедить слушателей в том, что сам не считает истиной, а именно: что наша страна великая, что она благословенная, что божественный промысел руководил отцами-основателями и что их труды и в самом деле послужили человечеству новым началом. Но ведь ему не очень-то важно, что слушатели думают об отцах-основателях, о роли божества в истории страны и т. п. Вовсе не интерес к тому, кто и что об этом думает, движет оратором.
Ясно, что торжественная речь является надувательством не оттого, что произносящий ее считает свои утверждения ложными. По Блэку, для оратора эти слова являются скорее средством произвести определенное впечатление о себе самом, а вовсе не ввести кого-либо в заблуждение относительно американской истории. Ему важно мнение людей о нем. Он хочет, чтобы его считали патриотом, проникшимся глубокими чувствами и мыслями относительно истории и предназначения нашей страны, осознающим важность религии, благоговеющим перед величием нашего прошлого, сочетающим гордость за страну со смирением перед богом и т. д.
Как мы видим, известные образцы надувательства в целом неплохо укладываются в трактовку Блэка. Тем не менее она, на мой взгляд, не вполне адекватно передает суть брехни. Верно, что брехня, как и надувательство по Блэку, обладает следующими двумя свойствами: она «граничит с ложью» и прибегающие к ней так или иначе рисуют ложный образ самих себя. Однако истолкование Блэком этих свойств грешит большой неточностью. Ниже я рассмотрю случай из жизни Людвига Витгенштейна и попытаюсь прийти к предварительному, но все же более детальному пониманию главных свойств брехни.
Витгенштейн как-то сказал, что своим девизом он мог бы назвать следующие строки Лонгфелло[5]:
На заре искусства всяк
Строил не щадя трудов,
И незримый людям брак
Обнаружит взор богов.[6]
Смысл этих строк ясен: в старину ремесленники не халтурили, а работали тщательно и обращали внимание на каждую мелочь. Они всё скрупулезно обдумывали и делали в точности так, как следует. Они не позволяли себе ослабить внимание даже к тем деталям своей работы, которые обычно невидимы. Неважно, что никто не заметит несовершенства этих деталей, все равно мастеров замучит совесть. Так что в те времена «не заметали сор под ковер». Можно, вероятно, сказать, что тогда себе не позволяли лажи, брехни[7].
Действительно, в некачественных, недобросовестно сделанных изделиях можно усмотреть аналог брехни. В чем же сходство? Может быть, в том, что брехня всегда небрежна, неаккуратна, что брешут как бы спустя рукава, пренебрегая деталями ― в отличие от ремесленников Лонгфелло, кропотливо оттачивавших каждую мелочь? Правда ли, что брехуны по своей натуре халатны и неряшливы? Всегда ли брехня, ими производимая, аляповата и неотесанна? Об этом как будто говорит вторая часть сложного слова bullshit ― shit (дерьмо). Ведь над фекалиями вообще не работают, их просто выделяют, выталкивают. У них бывают более или менее узнаваемые очертания, но, уж конечно, их не «строили, не щадя трудов».
Трудно вообразить «аккуратно сконструированную лажу» ― тут есть некоторое внутреннее противоречие. Внимание к деталям требует дисциплины и объективности, соблюдения норм и ограничений и не терпит несдержанности и блажи. Напрашивается вывод, что лажа и брехня несовместимы с самоотдачей. Однако в действительности это не так. Такие сферы, как реклама, пиар и бурно срастающаяся с ними в наши дни политика, изобилуют примерами столь откровенной брехни, что их можно безоговорочно признать классическими образцами ее воплощения. Причем в этих сферах работают искусные и изощренные профессионалы, которые, «не щадя трудов», при помощи самых передовых и часто трудоемких технологий исследования рынка, опросов общественного мнения, психологического тестирования и тому подобного оттачивают до совершенства каждое слово и каждый образ.
И все же к этому следует кое-что добавить. Сколько бы усердия и самоотдачи брехун ни вкладывал в свою брехню, все равно он «работает нечисто», недобросовестно и хочет, чтобы в итоге это сошло ему с рук. В его деятельности, как и в работе кустаря-халтурщика, присутствует некий элемент расхлябанности, состоящий в стремлении уклониться от правил, уйти от соблюдения строгой и бескорыстной дисциплины. Конечно, это не то же самое, что обычная небрежность или невнимание к деталям. Ниже я попытаюсь точнее определить, о чем речь.
За наводку благодарю френда
v_bosov
Journal information